Я счастлив: не безумен и не слеп,
Просить судьбу мне не о чем.
И все же.
Пусть будет на земле дешевле хлеб,
А человеческая жизнь дороже.
Хочу любовь провозгласить страною,
Чтоб все там жили в мире и тепле,
Чтоб начинался гимн ее строкою:
«Любовь всегда превыше на земле».
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Я не беру с собой туда ничего из этого мира. Все, что есть значительного, достойного, красивого, остается здесь, остается вам, люди!
Дагестан — ваша жизнь, ваше достоинство, ваша любовь.
Когда утопал ты в слезах и крови,
Твои сыновья, говорившие мало,
Шли на смерть, и клятвой в сыновней любви
Звучала жестокая песня кинжала
И после, когда затихали бои,
Тебе, Дагестан мой, в любви настоящей
Клялись молчаливые дети твои
Стучащей киркой и косою звенящей.
Веками учил ты и всех и меня
Трудиться и жить не шумливо, но смело,
Учил ты, что слово дороже коня,
А горцы коней не седлают без дела.
Былой мореплаватель Васко да Гама
Открыл континент не для братской любви —
На тропах звериных
И в нищих вигвамах
Еще не засохли подтеки крови
Но я был рожден для открытья иного:
Чтоб птица и зверь,
И прохожий любой
Откликнулись разом на доброе слово,
Забыв на мгновение жгучую боль.
Этот мир, как открытая рана в груди,
Не зажить никогда уже ей.
Но твержу я, как будто молитву в пути
Каждый миг: «Берегите детей!»
Всех, творящих намазы, прошу об одном —
Прихожан всех на свете церквей:
«Позабудьте про распри, храните свой дом
и своих беззащитных детей!»
От болезней, от мести, от страшной войны,
От пустых сумасбродных идей.
И кричать мы всем миром сегодня должны
Лишь одно: «Берегите детей!»
Час, которого нам не хватает
Говорят пророку Мухаммеду
На земле дарован был такой
Час один, когда с ним вел беседу
Бог всезнающий и всеблагой.
Я хочу не мало и не много.
Пусть и нам такой даруют час,
Чтоб вести беседу хоть не с богом,
Но с людьми, ушедшими от нас.
И все время не того мы ищем,
Только свой умеем слышать глас.
И настолько стали бы мы чище,
Будь у нас такой заветный час!
Напишите на своем кинжале
Имена детей, чтоб каждый раз
Вспыльчивые люди вспоминали
То, что забывается подчас.
На ружейном вырежьте прикладе
Лица матерей, чтоб каждый раз
С осужденьем иль мольбой во взгляде
Матери смотрели бы на вас.
Ученый муж качает головой,
Пэт грустит, писатель сожалеет,
Что Каспий от черты береговой
С годами отступает и мелеет .
Мне кажется порой, что это чушь,
Что старый Каспий обмелеть не может.
Процесс мельчанья человечьих душ
Меня гораздо более тревожит.
Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши.
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.
Может друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай,
Провинился друг и повинился —
Ты ему греха не поминай.
Люди, мы стареем и ветшаем,
И с течением наших лет и дней
Легче мы своих друзей теряем,
Обретаем их куда трудней.
Мне ль тебе, Дагестан мой былинный,
Не молиться,
Тебя ль не любить,
Мне ль в станице твоей журавлиной
Отколовшейся птицею быть?
Дагестан, все, что люди мне дали,
Я почести с тобой разделю,
Я свои ордена и медали
На вершины твои приколю.
Посвящу тебе звонкие гимны
И слова, превращенные в стих,
Только бурку лесов подари мне
И папаху вершин снеговых!
Замер орел, распростершийся в небе,
Словно крылами весь мир он объемлет,
Руки пошире раскинуть и мне бы,
Всех вас обнять, населяющих землю.
Всех вас, живущих на этих просторах,
Всех кто смеется, горюет и плачет.
Песни такие бы спеть, от которых
Камни становятся шерстью ягнячьей.
Чем тех жалеть, кого уж нет в живых,
Чем плакать соучастливо со мною,
Щадите лучше матерей своих,
От собственных невзгод, от бед чужих
Оберегайте их любой ценою.
Я вас прошу: и ныне и всегда
Вы матерей своих жалейте милых.
Не то, поверьте мне вас ждет беда,-
Себя вы не простите до могилы.
